Татьяна Розина - Кама с утрА. Картинки к Фрейду
…я провела весь остаток беременности, сняв коттедж за городом, уговорив себя, что после родов наши отношения утрясутся. Макс таким поворотом тоже был крайне доволен. Типа с глаз долой, проблем меньше.
– Чу-у-удьненько, – ворковал он, глядя, как я собираю чемодан, – свежий воздух, молочко, сметанка деревенская, за-а-мечательно… это так полезно для тебя и нашего малыша.
Его ёрничанье было противно, я прекрасно видела, как он радуется моему отъезду и понимала, почему….
Так получилось, что к началу моей беременности наши сексуальные отношения свелись к минимуму, а в период беременности к нулю. После родов они являли собой разовые редкие всплески, похожие скорее не на секс, а на спаривание. Без прелюдий, без ласк, на ходу, не глядя друг на друга, в полусне или во время утренней эрекции мужа. Впрочем, я уже говорила об этом раньше. Постепенно и это ушло в прошлое… Частично и по моей вине.
Когда сын подрос, я решила выйти на работу. Мы наняли пожилую женщину, чтобы она смотрела за ребёнком и вела хозяйство, пока я занята. Дома сидеть мне не хотелось. Макс, конечно, уговаривал не работать вообще, ссылаясь на свои более чем высокие доходы, позволяющие нам жить безбедно. Но когда я пришла в бюро, поняла, что это не единственная причина его версии.
Таечки на фирме давно не было. То ли она-таки поступила в институт, то ли вышла замуж. Но и без неё у меня хватало оснований для ревности. Фирма расширилась, заказчики прибывали, потому и сотрудников стало больше. По коридору шастали длинноногие девицы, призывно заглядывающие в глаза моему мужу.
– Да, у вас тут дом моделей, а не строительная фирма, – сказала я, присвистнув.– Может вы открыли филиал Юдашкина… Раньше одна Таечка обслуживала, и справлялась, а теперь вон сколько…
Муж ухмыльнулся, видимо, довольный работой кадровика, умевшего подбирать сотрудниц. А, может, он сам занимался этим вопросом. Но у меня не было никакого желания выяснять, что делают девицы в фирме моего мужа и, что самое главное, не хотелось даже думать о том, что делает мой муж с этими девицами.
Решив не провоцировать лишние скандалы и не расстраивать и без того не самую крепкую нервную систему, я устроилась на работу в другом месте. Меньше знаешь, лучше себя чувствуешь – неплохое правило, которым руководствуются мудрые дамы. К разводу я была не готова. Столько сил приложить, чтобы выйти замуж и теперь… из-за какой-то Таечки или Маечки всё разрушить?
– Нет уж, извольте… муж у меня хороший, отец сыну отличный. И вообще, у меня есть всё, о чём даже мечтать некоторые не могут. Шикарная квартира в центре, загородный дом с бассейном. Няня для ребёнка, водитель и даже садовник есть. Подумаешь, нет секса. Разве в этом счастье? – размышляла я, нередко засыпая в кровати в полном одиночестве и размазывая сопли и слюни по щекам и шёлковой наволочке.
5.
Незаметно мне перевалило за тридцать. Ещё жить и жить. Но мир, казалось, упёрся в стену. Каждый новый день был похож на предыдущий, словно крутили одно и то же кино, а вернее, один и тот же эпизод из жизни, главной героиней в котором была я. Де жа вю. События повторяются в точности до минуты. Но они не кажутся тебе. Повторяются не в воображении. И не во сне. Они тупо повторяются в реальности.
Сын пошёл в школу. Максим работал, удовлетворяя свои мужские амбиции путём успешно развивающегося бизнеса и с помощью вертящихся около него девиц с длинными ногами и вывернутыми губами. Если случались праздники или презентации, я сопровождала мужа, являя собой ещё одну важную для бизнесмена деталь успеха – эффектную супругу, которую не стыдно показать людям. Причём многие богатые мужчины стали увлекаться молоденькими модельками, которые рядом с великовозрастными мужьями смотрелись их дочерьми. Молодые жёны не красили пожилых плэйбоев, а наоборот, делали еще старше и противнее. Да и поговорить с этими девицами было не о чем, кроме как о последней коллекции Армани или Версаче. Я же бойко говорила практически на любую тему, включая рейтинги продаж на нефтяном рынке или сводки финансовых новостей по Доу Джонсу. Легко общалась на английском и немецком, если в компании оказывались иностранцы. Макс гордился такой женой. И всё бы ничего, если бы не моя натура, не желающая смириться с простоем в ночное время. Я чувствовала себя всё хуже. Становилась раздражённее и часто плакала.
В конце концов, я пошла к врачу с просьбой выписать снотворное. Но милый доктор с большими синими глазами, и проникающим взглядом, поглаживая мою руку крепкими пальцами с блестящими лакированными ногтями, бархатным баритоном тихо вынес вердикт:
– Вам не таблетки нужны, милочка… и не глубокий сон. А как раз наоборот. Бессонные ночи. Вы же ещё совсем молодая… понимаете, что я имею в виду?
Я понимала. Ещё бы. Почти каждую ночь мне снились ужасы. Вернее, это были, отнюдь, не ужасы, а вполне приятные эротические видения. Мне снилось, например, как я еду в метро (это ж надо такому присниться!) и вижу красивого парня. Я сижу, а он стоит, прислонившись к поручню сиденья напротив. Мои глаза упираются ровно в то место, где на джинсах пришита «молния». На парне курточка, заканчивающаяся на талии. А потому стороннему наблюдателю отлично видна часть его тела ниже… я вижу, как это место распирает на глазах, «молния» трещит и вот-вот покажется ОН…
В этом месте обычно я просыпалась, чувствуя тяжесть внизу живота, озноб и нервозность. Сны не радовали, а раздражали. Поэтому я считала их ужасными и мечтала от них избавиться. Но избавиться от этих сновидений оказалось нелегко. Даже таблетки, которые я всё-таки выпросила у доктора, пытающегося изображать из себя земского врачевателя девятнадцатого столетия, а на самом деле являющегося самым обычным бабником, и даже не исключено – извращенцем, не приносили облегчения.
С пилюлями я стала засыпать быстрее и спать крепче, но снов никто не отменял. Они приходили ко мне и мучили с прежней силой. А, может, и сильнее. Я падала в глубокую яму тяжёлого сна и не могла из неё вырваться удерживаемая снотворным. Мужчины, нередко возглавляемые доктором в пенсне и с интеллигентной бородкой а-ля Чехов, иногда в шляпах, а чаще и вовсе совершенно голые гонялись за мной, пытаясь изнасиловать. Мука состояла в том, что я хотела насилия, но боялась признаться самой себе в этом и, как последняя гимназистка, убегала от возбуждающих меня мужчин. Они манили меня и пугали одновременно. Как и в жизни, в снах я находилась в паутине повторяемости своего неудовлетворения. Мои дни, как и ночи, были одинаковы до противности.
И тут появилась Рита. Красивая, высокая и стройная. Одетая, словно из журнала мод. На лице едва заметные следы косметики, будто и нет её вовсе. Чёрные волосы, завитые на спиральные бигуди, длинными блестящими локонами, похожими на тонких змей, извиваются по плечам. Но чаще, Рита, закалывала их коралловым гребнем, оголяя длинную шею, называемую в народе лебединой. Она была не намного старше меня. Может, лет на пять, не больше. Но от неё шла сила и уверенность. Я же чувствовала себя раздавленной, никчемной.
– Что за женщина, с чёрными волосами? – спросила я Ирочку, которая знала всё и обо всех.
– Рита? – сразу догадалась она, о ком я спрашиваю.– ой, очень любопытная особа… и загадочная. Правда?
– Да в ней есть что-то манящее. Она другая…. Ну, в смысле, не похожа ни на кого.
– Может потому, что прожила много лет за границей? У неё муж там работал. Недавно вернулись, – предположила Ирочка, задумчиво глядя на свои руки.– Не успеваю бегать к маникюрше, всё время надо подправлять, – сказала она, видимо, имея в виду обломившийся ноготь.
Когда Рита стремительно шла по коридору, все, кто встречался на её пути, делали шаг в сторону, давая дорогу. Она проходила, едва кивнув головой в знак приветствия, не замедляя шаг. Те же, кто-то попадался на пути, не только внимательно смотрели на Риту, но и оборачивались, провожая её взглядом. Может быть, она не заметила бы и меня. Но мы столкнулись с ней у входа в здание, где располагалась наша фирма. Она выходила, а влетала в него. Я зацепила Риту плечом, и она выронила из рук пакет, из которого рассыпались бумаги. Автоматически я присела, помочь собрать… Сначала мы нечаянно коснулись друг друга руками, затем подняли глаза и…
С того самого первого раза я почувствовала, что она смотрит на меня не просто так. В одно мгновение в её взгляде произошла перемена. Подняв глаза, Рита сначала скользнула по моему лицу безразличием, но тут же зрачок увеличился и стал ярче. Обычно принято говорить, что глаз заблестел. Именно так и вышло. И улыбка, её вечная, бессмысленная улыбка, какие постоянно «носят» воспитанные люди, на моих глазах приобрела смысл. Уголки гуд едва дрогнули. И приподнялись.
